Осмотрев со всех сторон режиссерскую версию фильма Элины Суни «Вероника не придет» (2008 год), оказываешься в ситуации некоего замешательства. Ощущение, что во время просмотра теряешь всякую бдительность. Почти два с лишним часа добровольно позволяешь собой манипулировать. Тебя то имеют, то фрустрируют; используют, как персонажа или игнорируют, как зрителя; на что-то подсаживают, куда-то заводят; соблазняют, отвергают, и, в конечном итоге, добиваются того, чего нужно…

Постараемся-таки, собрать в кучку мысли, навязчиво лезущие в голову даже на третий день после просмотра.

Так кто ж такая Вероника? Вероника Павловна Сорокина. Она, во-первых, немножко мифологическая Медея. Знакомым с античностью лишь отчасти, напомню, что колхидская (читай – «грузинская») царевна Медея была той еще штучкой. Особенно хорошо ей удавалось манипулирование людьми. Поскольку древним миром, не считая диких амазонок и некоторых своенравных греческих цариц, как и теперь, правили мужчины, то людьми считались только мужчины. И так считали не только сами мужчины.

Медея, в отличие от прочих «мокриц», не только чувствовала себя в мужицкой среде своей, но и ставила себя несколько выше. Точных сведений мы не имеем. Ни историки, ни Овидий, ни Эврипид не указывают на это, но допускаю, что античная авантюристка, как и героиня фильма, называла пенисоносцев гномами, клоунами простуженными и слабаками. В-отличие от Вероники Павловны, не вслух, а про себя. Впрочем, имела на это полное право, ибо помимо царских кровей со стороны отца, с материнской стороны она была полубогинею, да еще внучкой Гелиоса! Известна Медея как брато-, дяде-, и детоубийца. В последнем случае ей вообще нет равных! Именно она ввела в моду избавляться от потомства, чтобы досадить охладевшему любовнику, отцу этих детей. Не моргнув, именно так она наказала Ясона, зверски расправившись с нажитыми от него малютками во время его плавания на Арго. В то же время, будучи первоклассной ведьмой, она лечила неизлечимые болезни травами и заклинаниями, то есть удивительно схожа с индуистской богиней Кали – кровожадной пожирательницей мужчин, но успешно изгоняющей демонов.

Вторая аналогия напрашивается уже с реальным историческим персонажем – леди Гамильтон. Помните, у Александра Малинина:

Как она ждала, как она звала,
Как она пила виски!

Эта знаменитая леди попрала каблучком шелковой туфельки все ценности high society. Вскружила голову и мужу, и адмиралу настолько, что не ясно было, чья она вообще жена, чьи тут дети и как к ней обращаться при встрече: то ли леди Гамильтон, то ли леди Нельсон? В-отличие от толстовской Анны Аркадьевны, Эмма (1765-1815) не обращала ни малейшего внимания на завистливые шушуканья за спиной и косые взгляды света. Не бросилась и под поезд. Напротив, искусно пиарила свои отношения, похождения и приключенья. Анти-Каренина и только! Да и паровозов тогда не было - Фултон еще только носился со своими безумными идеями.

Сей ассоциативный ряд можно продолжать и продолжать, присовокупив шиллерову леди Макбет и её же «мценскую» мутацию. Настасья Филипповна из «Идиота» Достоевского также украсила б собой эту экспозицию женщин-вамп! Весьма органично вписалась бы сюда и библейская Суламифь, использующая голову Олоферна в качестве подставки, и вовсе не потому, что одна нога короче, как у Мерилин. Да мало ли незаурядных женских особ в истории, как настоящих, так и рожденных фантазией художника? Под гнетом мужского шовинизма не каждая покорялась правилу «киндер-кирхен-кюхен». Иные требовали равенства с мужчинами, но поскольку это из области фантастики, дамы, через интриги и аферы добивались преобладания над сильной половиной человечества. Крутили и вертели ими, как заблагорассудится. Иногда это сходило им с рук, порой же лавочку прикрывали. Изобличенные в безразмерных амбициях дамы, проигрывали и даже, случалось, клали голову на плаху. В любом случае, наша Вероника попала в неплохую компанию сестер-авантюристок, натур одновременно и одиозных, и притягательных. Коих боятся, но вожделеют мужчины, коим завидуют, а стало быть ненавидят, женщины.

Думаю, что простителен некоторый сарказм в размышлениях о «Веронике», которая не придет. Ибо весь фильм Элины Суни проникнут этим нездоровым чувством, впрочем, весьма в нем уместным.

Может ли мужчина судить о женском кино? Думаю да, если он давно симпатизирует и сочувствует женщинам и не страдает ни одной разновидностью гендерного геноцида.

Элина – режиссер-дама. Дама – женщина, которой идут шляпы. Кинематограф (муж.р.) – мужская стезя, хотя, как и любой вид искусства, интенсивно вентилируется крылами муз-женщин. Унисексуальным могло бы стать - «кино» (ср.р). Как говорится, и вашим, и нашим. В случае с Элиной, вполне подойдет - «кинематография» (жен.р.).

Не только женщин за рулем, но и женщин-режиссеров становится все больше и больше. Статистика ГИБДД утверждает, что пол прекрасный на дороге более прилежен, соблюдает такт, этикет, протокол и, конечно, правила дорожного движения. Что же с феминами в кино? Как они себя в нем мыслят и чувствуют? Отличается ли женская режиссура от не-женской? Как правило – нет. И София Коппола, и Кэтрин Бигелоу, да чего далеко ходить - и Асанова, и Кира Муратова снимают отличное кино. Отличное, не в смысле превосходства, а в смысле «замечательное». Кинокритики, правда, говорят об особом женском cinema, но чаще это не фильм женщины-режиссера, а фильм, сюжет и язык которого более близок женщинам-зрителям. Обычно подразумевается что-то сопливенько-сентиментальное. Хороший женский фильм может снять мужчина, и ужасный - женщина. Справедливо и противоположное утверждение.

Режиссеры-дамы, находясь если не во враждебной, то не совсем доброжелательной среде мальчишачьего кинобольшинства, грешат, на мой взгляд, одним недостатком: искусно пытаются камуфлировать свое женское происхождение. Взять хоть «Марию-Антуанетту» Копполы или «На гребне волны» Бигелоу. Кетрин Бигелоу в последнее время так и тянет на фильмы о гипермаскулинных парнях, военных-приаппах, взрывниках, фэбээровцах и цэрэушниках. За это ей прощают "женскость". Она же получает в награду на редкость фаллоподобных «Оскаров». Понятно, что это косьба под мужика - защита от традиционного «бабы-дуры»! На извечный вопрос «петушок-или-курочка?», отважная дамская кинодиректория хором отвечает: «петушо-ок»!

Но не Элина Суни! Она не стесняется своего женского прошлого. Она попирает все каноны искусства «от петушков».

И покойный граф Толстой, и Чехов, и Набоков слезно заклинали художников от прямого участия в сюжете. Чем-де меньше присутствие автора в произведении, тем выше вовлеченность зрителя (читателя) в происходящее и сила эмоционального воздействия фикции. Г-жа Суни, проснувшись как-то поутру, решила, что ей необязательно следовать указующим перстам патриархов: они ж, хоть и гении, но все равно мужики. Элина изобретает собственное кино!

Она не только не беспристрастна, напротив, глядит на всех остальных персонажей глазами главной героини. Вернее - сквозь них. Как она добивается этого технически? Все действующие лица, кроме Вероники-молодой и Вероники-немолодой, - дурашливые марионетки. Говорят не своими голосами. Их пластмассовые диалоги и манерные интонации, будто на ролевой читке скверной пиесы в прогорелом театре. Порой ощущение, что фильм – наскоро, на коленке дублирован, а режиссер дубляжа в запое или декрете.

Старики в фильме гротескно моложавы, эксцентричны, ажитированы и одеты с миланских распродаж. Молодые персонажи унылы, ворчливы, пралогичны, с остеохондрозной психикой, вставными челюстями, признаками раннего Альцгеймера и в прикиде из секонд-хенда. Так что ж с них взять? Они ж «гномы» (мужики) и «мокрицы» (бабы)!

Повторимся, все, кроме Вероники Павловны. Режиссер…ша влюблена в молодую Сорокину. С пожилой Вероникой у Элины отношения сложнее. Мы знаем Римму Маркову не первый год, и осведомлены об ее потенциях: и сериал провальный своим участием спасет, и «миронороссов» в обиду не даст. Не женщина – спасательный круг. Но Элина не дает Римме Васильевне развернуться «по-полной». Дозировано, с чувством такта, гасит. Ждешь весь фильм, что актриса Маркова пошлет всех, словно мачеха Раневской из «Золушки» (Кошеверовой): «Эх, жаль, королевство маленькое, развернуться негде»! Но это вопрос, скорее, к психоаналитику Элины Суни. Нарушив врачебную тайну, он поведал бы нам, что у его подопечной серьезный конфликт с собственной мамочкой. Натерпевшись от нее в детстве, она теперь берет реванш, отыгрываясь на Марковой (acting-out). Несмотря на…, Римма великолепна. Впрочем, как и всегда. Не-юная уже актриса, словно травка, пробивается сквозь асфальт режиссерского (дочернего) ига, тянется к солнышку, теплу и зрительским аплодисментам.

К концу истории, опомнившись, испытывая запоздалую вину за то, что закатала Веронику-Римму в бетон, режиссер (она же автор сценария) делает старушке книксен-уступку в виде «хэппи энда». Награждает ее грезами спокойной красивой старости в окружении друзей и любимого. Так сказать, последний сон Вероники Павловны, скорее всего предсмертный.

О «гномах». Мужские характеры в фильме – некий режиссерский мессидж подругам по полу. Дескать, «верьте в любовь, девчонки», но…ушки на макушке. Как говаривала Зельда Фитцджеральд: «Главное, мужчину сбить с толку»! Само понятие «гнома» таит в себе опасность. При внешнем уродстве, неказистости, и вызываемой жалости, эти мифологические чудики не так безобидны и, даже, коварны. Средь них могут повстречаться: 1) мужчина-папик (непосредственный начальник Вероники), 2) мужчина-сынок (поэт-подчиненный), и 3)мужчина-теленок (сын Вероники). Все они относятся к тому сорту мужиков, что возбуждают в женщине ее не лучшие, порою разрушительные, начала.

В отношениях с «папиком» есть что-то садо-мазо-…. И ладно, Вероника и начальник, по-крайней мере, имеют друг-друга на равных. Сын-теленок: молодой мужчина-протестант, любящий и ненавидящий мать одновременно. Он не способен интегрировать мать вообще. У него их как бы две. Теплая, заботливая, красивая. И мать – отец: «лег-отжался-встал». Воспринимает себя сын, как «тяни-толкая». Не став звездой велосипедного спорта – торгует инвалидными креслами. Ну, кто-то же должен. Мама Вероника хотела для него иного: «Чтобы не просил»… у тех, кто сильнее.

И, наконец, самая злокачественная разновидность – мужчина-«ребенок». Поэт становится для сильной и целеустремленной героини – «homme fatale», роковым мужчиной. Собственно, и романа-то никакого не было. Только взгляды, стихи, и производственные сплетни. Отношения не поднимаются выше платонико-эротических. Нашел-таки пиит, как влюбить в себя непотопляемую Веронику. Так всегда поступают дети: через чувство вины и жалость.

Фильм динамичный, но действие идет неравномерно. Темп повествования зависит от настроения режиссера и ее отношения к персонажам. Вы встретитесь с удивительными метафорами, искусно вкрапленными автором в фарс. Чего только стоит танго детей главных героев у инвалидного кресла! Или бутылка советского шампанского, что закупорена пальцем – и, ни туда, ни сюда. Бутылка с шипучим вином, безусловно, женский символ. Палец, извиняюсь, мужской. Метафора-предупреждение зрителям-мужчинам: так будет с каждым, застрянете окончательно и бесповоротно, коли явится охота подавлять кипучую женскую природу!

Так говорите: «Вероника не придет»? Приде-ет, еще, как придет! В иных обликах, в новых образах. Вероника – и есть сама жизнь. Красивая, сильная, коварная, хитрая, мудрая, трикстер, провокатор! Как и любая женщина.

Элина Суни

Да, Элина Суни добилась того, чего хотела. Фильм хочется посмотреть еще раз. И, возможно, не один.

(с) Григорий Казаков, скрин из фильма Элины Суни "Вероника не придет"